Уже шестнадцать лет, как мы потеряли Шушу. В деталях известны все перипетии трагической судьбы города - мученика - прекрасного и словно растворившегося в облаках.
Мне рассказывал незабвенный академик-герой Зия Буниатов о мрачной бакинской ночи с 19 на 20 января 90-го года: под утро скончалась мать его жены, и ее последними словами были: «Я уже никогда не увижу Шушу...».
Эта тихо слетевшая с губ старой женщины фраза прозвучала в ушах окруживших ее постель родных и близких громче, чем грохот танковых гусениц и звуки пулеметных очередей на улицах потрясенного города. А ведь тогда Шуша была еще нашей, до ее предательского захвата оставалось целых два года. А может быть, всего два года? Разве в том суть? Что говорить, если вот уже 16 лет жемчужина Азербайджана находится в грязных руках оккупантов и грабителей.
Да, 16 лет - срок немалый. Время действительно бывает относительным согласно знаменитой теории. Для шушинцев, которые всегда гордились тем, что живут на родине корифеев культуры, искусства и просвещения - Гаджибекова и Бюль-Бюля, Натаван и Вагифа, Хана Шушинского и Бадалбейли, Гарягды и Ниязи, Хагвердиева и Мехмандарова, Джаваншира и Ахвердибекова и еще многих и многих, оно имеет особое измерение. Этот маленький город был отчей землей для тех, кто создал славу своего народа. Они родились в неприступной крепости и, как чистые горные ручьи, растеклись по долинам и просторам Азербайджана, созидая и творя красоту.
Но нигде и никогда не забывались ими хрустальный воздух своего города, звуки шагов, раздававшихся в гулкой утренней тишине, и сумерки неповторимых вечеров, незаметно переходивших в темную ночь, когда в небе вспыхивали такие яркие звезды, которых никогда не бывает в других местах. А до них почти дотягивались вершины деревьев, окружающих знаменитый родник...
Ах, Шуша, Шуша, где ты, как ты?
«Как это где ты?» - могут спросить несведущие, далекие от политики, прямолинейно мыслящие люди. Конечно, на своем географическом месте». Верно, но обратитесь, как это сделал я, с этим вопросом к нашему видному ученому-географу академику Будагу Будагову, и он расскажет, и даже покажет вам карты, тысячными тиражами распространяемые армянами по всему миру. На этих выполненных в цвете и на высоком полиграфическом уровне «документах» нет не только Шуши, но и всего Азербайджана. А это значит - нет нас. И поэтому мы вправе, говоря о Шуше, спросить, как она и где она?
Это не риторический вопрос. Его можно было (и нужно) задать многим: тогдашнему министру обороны Таджеддину Мехтиеву, благодаря дашалтинской «операции» которого в одном бою 26 января 1992 года погибли 120 наших бойцов. И Рагиму Газиеву, который во главе небольшого отряда появился через неделю в Шуше, будущему военному министру, не знавшему военное дело, да еще и бравировавшему этим. Спросить надо и у тех на государственном телевидении и радио, которые передали в эфир, за несколько часов до ходжалинской трагедии, дезинформацию о том, что армянское село Нахчываник, расположенное между Ходжалы и Агдамом, якобы освобождено вооруженными силами Азербайджана.
Именно поэтому, когда 25-26 февраля над Ходжалы разразился ад, его несчастные жители пытались спастись, пройдя именно через это селение, и именно здесь их ждали армянские пулеметчики. Спросить и у лидеров политических партий, и прежде всего, у заправил Народного фронта, сеявших семена раздора и жестко контролирующих государственные структуры. И, главное, у впавшего в панику и не сумевшего оказать помощь нашим воинам и мирным жителям тогдашнего руководства республики спросить: где Малыбейли, Гушчулар, Ходжалы, Шуша?
Многим, очень многим, наверное, снятся теперь эти события - и в тюремных камерах, и спрятавшимся в своих домах, и убежавшим в Москву - им всем снятся вопросы, не имевшие ответов. В самом городе были почти беспомощны привлеченные в ряды местного батальона 625 шушинцев, которым выдали всего 85 автоматов...
Ну, и многое другое, о котором трудно писать: со стыдом - о командирах, самовольно покидавших позиции или гнувших свою линию, несмотря на клятву на Коране о подчинении комбригу Эльчину Мамедову, с болью - о находящихся под обстрелом стариках, женщинах и детях.
Город назывался крепостью, а на вооружении у него были лишь один танк, установка «Град», БТР и зенитка. А до этого усилиями А.Вольского у местного населения до единого были отобраны охотничьи ружья.
Между тем, российская делегация во главе с министром иностранных дел Андреем Козыревым 9 апреля побывала в Шуше, и вскоре ее руководитель опубликовал в «Известиях» большую статью, где утверждал, что армяне 15-тысячными силами готовы захватить Шушу. Таким образом, даже приезжие лучше увидели опасность, чем свои. Понятно, почему Шуша была обречена...
Невероятно, но правда: выезжавшие в Нагорный Карабах депутаты тогдашнего парламента, (за редким исключением), выше Агдама и не поднимались. Поэтому, получая тревожные вести о жестоких расправах над азербайджанским населением, государственные и правительственные органы в центре вообще не знали, что именно происходит в этом горном районе.
Увы, силы были совсем не равны, так же, как и мера мужества и мера предательства. Вот только один пример: командир батальона Рамиз Гамбаров заявил Рагиму Газиеву: «Твои люди преследуют единственную цель - сдать город. Запомни, если это случится, мы найдем тебя и уничтожим».
Первый из собеседников героически погиб 1 мая 1992 года и посмертно удостоен звания «Национальный герой Азербайджана», а второй отбыл заслуженное наказание в колонии. Нет, Рамиз не уничтожил Рагима, он уничтожил столько армян, сколько смог. Но Гамбаров ушел в вечность как воин, а Газиев остался на этой земле как *****...
Хотите еще пример?
7 мая 400 бойцам из общего числа в 1000 защитников города был совершенно необоснованно предоставлен краткосрочный отпуск, и они покинули город, а 8 мая враг оккупировал Шушу. Все было кончено, оставались лишь те, кто не бросил оружие и помнил о своем гражданском и воинском долге. Но, повторим, это были неравные силы. Неприступная крепость потеряла свой статус, длящийся веками.
И вот прошло 16 лет. Иной читатель не согласится с тем, что раз в год печать напоминает о Шуше. А как написать - помнит? Это страшно. Или отмечает? Это слово здесь неуместно. Отмечать надо и первую, и пятнадцатую годовщину освобождения Шуши. Но как это сделать? Давайте начнем с самых верных определений: помнят, помним. Однако и здесь вопросы и вопросы. Как помним, кто помнит, что помнит? И на что надо всем нам надеяться?
Эльчин Алекперов, заместитель главы Шушинской районной исполнительной власти, а вместе с ним и беженцы из Шуши, расселенные в Баку и еще во многих районах республики, и помнят, и надеются.
Но Шуша - это не только дело шушинцев, это дело общенародное. Слишком много прекрасного подарила она всему Азербайджану, чтобы сейчас остаться в одиночестве. Мы видим нашу Родину не на фальшивых картах и не в биноклях, которыми армяне рассматривали Шушу, прежде чем ее захватить. Наша Родина - это Шуша, а Шуша - наша родная земля, так же, как и весь Карабах, весь Азербайджан.
Малые народы могут иметь не только большую судьбу, но и огромную трагедию. Мы не исключение. Наша трагедия - это Ходжалы и Лачин, Агдам и Ханкенди. Наше мучение - это Шуша. Она - женского рода, как мать и сестра, а мы не смогли ее защитить, но вернуть обязаны.
...Армяне растравляли души все новых своих поколений мечтой о землях, которые им никогда не принадлежали. Мы обязаны воспитывать нынешнее поколение в стремлении и готовности вернуть родные земли - путем дипломатической борьбы или борьбы на поле боя. Первый путь предпочтительнее, но порох надо держать сухим. Людям свойственны всепрощение и забывчивость, отсюда один шаг до равнодушия, и еще один - до предательства. Мы давно научились любить, но теперь надо уметь и ненавидеть. Мы - мост, связующий предков и детей наших детей. На этом мосту - Шуша, весь Карабах, весь Азербайджан.
В народе говорят: «Смерть - это тот мост, который пройдут все, смерть - это та чаша, которую все выпьют». Верно. И это удел каждого из нас в отдельности, но не всех вместе. Потому что мы - народ, а народ - вечен. Надо пройти по мосту не только для того, чтобы умереть, но и к новой жизни и счастью. Испив чашу горечи и смерти, мы обязаны перед будущими поколениями наполнить ее вечной живой водой наших родников. Напоенный ею, весь Азербайджан станет садом, и везде будет расти дивный цветок хары-бюльбюль - символ Шуши.
И все труднее отрешиться от впечатления, что единственное, что осталось сегодня нам, - это три бронзовых бюста, со следами от пуль, стоящие во внутреннем дворике бакинского представительства Международного Красного Креста, - памятники-беженцы... Шуша с самого начала стала жертвой наших представлений об истории. Мы свято верили в неприступность карабахской столицы, основанной Панах ханом, которую защищали не только крепостные стены, но и скалы, - и, упиваясь историческими сказками, не подумали о том, что город, имеющий и символическое, и стратегическое значение, нуждается в серьезной и продуманной обороне. Мы настолько верили в природную неприступность Шуши, что даже после ее захвата нам оказалось легче и проще обвинить в предательстве всех ее защитников скопом, чем отказаться от не оправдавшихся исторических иллюзий.
С момента захвата Шуши прошло уже 16 лет. Шестнадцать лет, когда мучительный анализ, почему захват Шуши все-таки стал реальностью, сменился попытками разыграть «шушинскую карту» во внутриполитической борьбе.
Но самое страшное наступило потом. И проявилось только теперь, после публикации документов Минской группы. Когда стало ясно, что единственное, чего мы достигли за эти годы, - это научились жить без Шуши. Это может показаться удивительным, но события мая 1992 года так и не получили должной оценки в Азербайджане, в то время как их международное эхо оказалось куда более громким.
По мнению многих аналитиков в странах НАТО, именно захват Шуши и Лачина ознаменовал качественное изменение характера карабахского конфликта - переход от локальных стычек к крупномасштабным боевым столкновениям. Международная реакция тоже оказалась достаточно жесткой - именно после захвата Шуши и Лачина США выступили с предупреждением, что Вашингтон не потерпит территориальных захватов в Закавказье. Не говоря уже о том, что захват Шуши свел на нет азербайджанское присутствие в Карабахе и окончательно развеял все сомнения насчет агрессивной сущности армянского сепаратизма.
Важно и другое. Эти факты сегодня представляют не только исторический интерес. Очевидно, что теперь, когда урегулирование конфликта начинается практически «с чистого листа», и именно США, судя по всему, намерены играть в его процессе ведущую роль, возвращение к обстоятельствам захвата Шуши, к документам и заявлениям мая 1992 года может заметно изменить позиции в том самом «вопросе Шуши и Лачина».
Увы, мы не сумели использовать даже это свое очевидное преимущество. Потому что на переговорах судьбу Шуши уже давно заслонили другие вопросы. Мы ведем дискуссии о районах Азербайджана, прилегающих к бывшей НКАО, и уже готовы оставить «на потом» «вопрос Шуши и Лачина».
Мы, не дождавшись вывода войск, согласились на обсуждение статуса Нагорного Карабаха, и тем самым позволили Армении превратить оккупированные территории в предмет торга.
И мы, послушав «Карабах шикестеси», снова рассуждаем о том, что «политика - это искусство возможного», говорим о «разумных компромиссах и уступках» и «вариантах урегулирования» и даже принимаем за «основу для переговоров» предложения посредников, где Карабах вместе с Шушой в его составе де-факто превращен во второе армянское государство на Кавказе. С тем, что политика - искусство возможного, действительно трудно спорить. Вопрос в том, кто, зачем и как определяет эту самую «границу возможного». И в том, что происходило вокруг обсуждения судьбы Шуши на переговорах, «темных пятен», труднообъяснимых маневров и непонятных отступлений, неиспользованных шансов и нереализованных преимуществ значительно больше, чем в истории военного противостояния вокруг Шуши.
И, может быть, сегодня, пока еще не подписано никаких документов, еще не поздно переломить ситуацию и не ограничивать свою память о Шуше записями «Карабах шикестеси». Потому что у этой памяти есть и живые хранители. Есть еще и те, для кого Шуша - нечто большее, чем «точка на карте», или «вопрос», который обсуждается в ходе переговоров. Они остаются в своих сырых комнатках в приморских санаториях, в школах, в общежитиях - жители Шуши. Они верят, что еще вернутся в свой город, и многие даже не решаются «обустраиваться» в Баку, предпочитая жить на положении «временщиков». Потому что они страшатся в глубине души принять решение «обустраиваться» в Баку всерьез и надолго. Потому что, решив обосноваться в Баку, они тем самым откажутся от надежды на возвращение в Шушу. Они продолжают верить. А мы?
В городе Баку царит веселье, радость в преддверии выходного дня в связи с днем Победы и последующим более знаменательным днем. Звучит музыка, лица жителей города озарены радостью, одним словом, Бакы джамааты кэф едир.
По материалам азербайджанских СМИ
----------------------------------------------
Кстати о дне Победы....
Почему-то острее и обиднее всего - эта путаница с датами. Шушу захватили 9 мая - это неоспоримо доказывают и независимые азербайджанские историки, и газеты того времени. Даже в официальных документах того времени, в частности, послании и.о. президента Ягуба Мамедова на имя президента России Бориса Ельцина, указано, что обстрел Шуши из «Градов» и «Кристаллов» начался в ночь с 8 на 9 мая. 9 мая нынешнего года в Ереване собираются устраивать праздничный салют - в честь Дня Победы и... захвата Шуши.
А мы продолжаем уверять себя, что захват Шуши произошел 8 мая. Так «принято считать». И как бы понятно, почему - если Шушу захватили девятого, то очень уж неудобно называть этот день «днем победы». А тогда надо будет «объясняться» с ветеранами войны и, вообще, со всеми, кто за годы жизни в СССР привык отмечать 9 мая победу над фашизмом, у нас нет семьи, которую не затронула бы та война, и т.д. и т.п.
«Перестановка дат», что и говорить, получилась символичной. Германия официально капитулировала 8 мая 1945 года, и весь мир отмечает победу над фашизмом 8 мая, но мы делаем это девятого, как привыкли в бывшем СССР. И ради сохранения этой привычки 9 мая мы тихо и без споров, как нечто само собой разумеющееся, «отодвинули» одну из самых трагичных страниц собственной истории. И точно так же, как в капле воды можно увидеть море, в этой самой «перестановке дат» отразилось все, что произошло с нашей памятью об этом городе.
